Вчера случайно попал на рок-оперу «Иисус Христос — супер звезда». Случайность заключалось в том, что билеты никак не могли найти своего обладателя, то есть покупались для одного человека, однако он отказался. В результате было решено отправить моих родителей туда. А вот фигушки куда они пошли, поэтому мне пришлось идти самому. Не пропадать же билетам? Поэтому поводу позвонил одной подруге, которую уже с сентября месяца не видел: мол, лясы поточить, в театр сходить, — одним словом, договорились.

Череда обломов шла также непринуждённо вперёд, подбрасывая мне всё новые и новые трудности. При этом главное не унывать, так как конец света ещё нескоро. Подумаешь, эка невидаль! Из дома уезжал не с одним фотоаппаратом, а с целым рюкзаком своих вещей. И тут, видите ли, произошёл небольшой конфуз, вылившийся в небольшой облом. На этом злоключения выходных прекратились.

Пересаживаясь с ветки на ветку, я заметил подругу, которая спешила на встречу ко мне. А пока она меня не видит, разыграем-ка знакомство с первого взгляда в метро. Подкрадываюсь сзади, как кот за добычей, предвкушая приятный момент внезапности. Говорю: «Девушка, можно с вами…» — фраза повисает в воздухе — метро, в котором протекают потоки людей, несущихся с ветки на ветку, сплетаясь между собой в броуновском движении, ожидающих составы, сидящих в вагонах, обособили в людях попытки найти уединение в этом тесном месте — подруга оказалась в наушниках, и, естественно, ничего не слышала. Вот тебе и «на»!

Выйдя на Тверской, чтобы пройтись и поговорить, мы попали в другой круговорот людей. Тверская будто не знает покоя. Здесь всегда много людей вне зависимости от того, какое сейчас время года и время на твоих часах. Направились в сторону Патриарших по Большой Бронной.

Разговор состоял из обсуждения пережитого за эти последние месяцы, выяснения того, у кого жизнь хуже или лучше. Всё этого заправлялось и подавалось в виде некого фарса, который оживлял и без того скучную жизнь. Любая трудность или неудача — источник смеха. Ведь пережили, чего теперь грустить?

Патриарши пруды были забиты готичной молодёжью. Я даже и не знал, что басни и памятник Крылова их так привлекают. А руки ко мне так и тянутся… точнее тянутся они к моему фотоаппарату. Странная тенденция среди моих знакомых и друзей — тяга к фототехнике. Видимо, это как лет десять назад, когда я купил свою первую радиостанцию, все знакомые потянулись в эфир. После чего они все и канули, вместе со своими радиостанциями. С фотоаппаратами будет та же самая история, так как люди не хотят тратить своё время на достижение результата, ожидать и искать чего-то нового и неизведанного. Они хотят получить сразу результат.

Время шло катастрофически быстро. Мы поспели в театр с Патриарших прямо к первому звонку. В театре, после театра Маяковского, было больше места ногам, не было и духоты, присущей замкнутым помещениям. Второй звонок. Третий. После чего самые запоздалые зрители рассаживаются по своим местам. Гаснет свет. В проходе к сцене появляются три человека, одетых в кожаные куртки и брюки. На их головах мотоциклетные шлемы на манер американских полицейских, в руках у них дубинки. Они сквозь тёмные очки осматривают зрительный зал в поисках кого-то, но не найдя никого, удаляются на сцену, где в дымке и исчезают за декорациями.

Взрыв гитарных аккордов. Звуком заполняется зал, застывший в предвкушении. Появляется Иуда со своей партией. Мне в начале показалось, что там все поют под «фанеру», больно уж быстро всё меняется, а качество остаётся таким. Ошибался, особенно когда появились небольшие накладки.

Можно проводить аналогию фильма по мотивам мюзикла, либо же мюзикла по мотивам одноимённого фильма. Обыгрывалось всё как в фильме. Ох, уж эти дети цветов, с их вольнолюбивыми нравами, излишней покорностью, добротой и наивностью. Игра артистов воссоздаёт атмосферу фильма и той эпохи, о которой знаю лишь по фильмам. Конечно, мои взгляды могут быть ошибочными, и эта атмосфера может быть обманчивой, так как авторы преподносили её, учитывая свои взгляды.

Длинные сольные партии актёров вызывают восхищение и ликование у зрителей, которые взрываются такими длинными овациями.

Я смотрел на сцену очень внимательно, при этом улыбка с моего лица не сходила. Меня радовала эта наивность. Мне понравилась тщательность проработки деталей декораций, костюмов и их частая смена, перемещали нас с улицы в храм, дворец вслед за сюжетом.

Однако не всё так наивно, как кажется. Во многих партиях поднимаются философские вопросы и их решение в рамках общества и человека: «пусть общество свободно, в рамках нашей морали», «общество как стадо баранов, выбирает себе вожака — того, кто больше обещает», «гонка за властью и славой — завистника друг», «Иисус, укажи мне мою роль в твоём учении».

Антракт. Большие залы моментально заполнились людьми. Не меньше людей было в курилке. По тому, сколько орудий шампанского и бутербродов было приготовлено, следовало сделать вывод о том, что в театр народ ходит исключительно для того, чтобы выпить и закусить в обстановке прекрасного. Хорошо, что мы ещё не американцы. У них в театрах подают чипсы и пиво прямо во время просмотра. Впрочем, у нас бы и от этого не отказались. Ходя по залу славы, рассматривая фотографии актёров, которые работали или работают в театре (среди них есть немало тех, кто сейчас снимается в фильмах и сериалах) и отрывки из жизни театра (вырезки из газет, фотографии нашумевших постановок) с момента его основания до сего времени.

Звучит первый звонок. Зрители медленно спешат на свои места, неспешно рассаживаются, обсуждая друг с другом совершенно не то, что творилось на сцене. До последнего звонка люди никуда не спешили. Гаснет свет. Зал замирает. Открывается занавес.

По накалу эмоций и самоотдаче актёров вторая часть в значительной степени превосходит первую. Суд над Иисусом, на котором верховным председателем был Игемон, показателен, так как на самом деле судить Иисуса не за что — он не бунтарь, он не стремился к разрушению власти. Но наказать его в назидание последователям всё же надо — «люди должны знать своё место».

Устроенное кабаре во втором акте с демонстрацией сисек, меня столь позабавило, сколь и огорчило. Культура пала — да здравствует пошлость! Полушутливая опера в дополнении стала ещё и пошлой. Восторгу и смущению зрителей не было предела. Бля, я понимаю, конечно, всё, но демонстрировать такие сиськи, которые невооружённым взглядом из амфитеатра не увидишь — это неуважение к зрителю. НизачОт! Чуда Иисус не сотворил, за это его распяли на кресте. Ну, а что вы хотели? Какие сиськи, такое и чудо! Что ни говори, но распяли его красиво прямо под верхним сводом сцены.

Всё гаснет и вот воскресает Иисус. В косухе. На сцену выезжают два мотоцикла, которые, судя по запаху, работают на чистом масле. Появляется и Иуда, также облачённый в косуху. Лишь Мария Магдалина была в том одеянии, что при его распятие. «Странно, футболка сухая и совсем не пахнет». Мотоциклы делают два круга по сцене, после чего занавес закрывается и снова открывается. На сцену выбегают актёры из массовки, кланяются под овации и ликование зрителей. Зрители тоже не дураки, они достают фотоаппараты и снимают на память актёров, кто-то дарит цветы. На сцене появляются исполнители главных ролей, зал рукоплещет им ещё сильнее и дружнее. Зал в полном экстазе. Занавес закрывается и зажигается свет.

Театр начинается с вешалки, ею же и заканчивается. Главное, вовремя прибежать с номерком за своей одеждой. Выйдя из театра, мы шли по саду Аквариум, что прямо перед театром. Всюду были слышны крики с призывом купить на DVD этот мюзикл и фильмы. Красиво подсвеченные фонтаны разбрасывали брызги во все стороны. Руссо-туристо начали фотографироваться дружно у этих фонтанов, загораживая своими задницами и передницами всю красоту. Видимо, на память: «смотрите, как из меня фонтаны бьют».

Назад к метро пошли той же дорогой, через Патриарши, где у меня попросили сигарету, но ответ, что у меня их нет смутил молодого человека, что он выронил пластиковый стаканчик с вином. Я резонно заметил, что и вина теперь тоже нет. На Прудах было много народа. Тёплая и безветренная погода способствовала этому. Время уже без десяти десять. Пора домой.

Дорога домой заняла ровно столько времени, сколько она и должна была занять. Рядом со мной сидела молодёжь, которая бухала по-чёрному водку и закусывала различными салатиками а-ля корейская морковка, видимо, для эстетства. Какое им дело до искусства?

На станции Долгопрудная меня два гопа попросили отсыпать им семек, но их призыв был проигнорирован. Один другому сказал: у него наушники в ушах, он тебя не слышит. Да и не люблю я семки, честное слово. Вот фисташки — другое дело. Придя домой, заварил крепкий чай, по вкусу которого успел соскучиться. Пакетики по сравнению с ним какие-то слащавые помои, у которых нет ни вкуса, ни запаха. Разгребая фотографии за последние три дня я и уснул. Утром же мне приснился сон, что я проспал на работу. Проснувшись с этой мыслью, посмотрел на часы. Время было всего лишь восемь утра.

«- Не опоздал, бля». И радуясь удачному началу дня, засобирался на работу.