Переславль

В поисках синего камня

Всё самое интересное в жизни не бывает надуманным и происходит с нами совершенно спонтанно, так как случайности несут в себе тот заряд бодрости и новизны, который с новой силой заставляет нас жить дальше, двигаться к обозначенным целям, удивляясь тем неожиданностям, которыми наполнена наша жизнь. С другой стороны то, что для нас является случайным, для другого человека может являться надуманным, материализуясь из мысли в конкретное действо. Но стоит ли заострять своё внимание на случайных не случайностях или же неслучайных случайностях? Думаю, что философам, ищущим обоснования материализовавшимся ли или же нет мыслям, данная тема для дискуссии будет вполне интересной. Мне же интереснее переживать происходящие со мной, с той безудержной жаждой приключений и детской наивностью веры в возможное чудо, изменения, эмоции под действием этих случайностей.

Вы что-нибудь знаете о синем камне? Признаться честно — до вчерашнего вечера я даже не подозревал и не знал о существовании подобного камня, и в меньшей степени предполагал, что отправлюсь сегодня с утра на его поиски в Ярославскую область.

Вечер шёл своим чередом. Первое января в сознании многих людей закрепился, как самый короткий день, когда просыпаешься… и уже вечер, больной головой, которая судорожно вспоминает, что вытворяло вчера тело ночью и под утро. Если вы проснулись не одни в чужом доме, да и ещё в одной постели, то это ещё не говорит о том, что было что-то такое ночью. Возможно, просто больше негде было спать. Хотя… не наш это метод. Вечер первого января мне запомнился сообщением в аське от моей бывшей одноклассницы: «Ты что-нибудь знаешь о синем камне, и о том, где он находится?» Тут я и узнал, что камень находится в городе Переславле-Залесском Ярославской области, и на вопрос поедем ли мы туда завтра, так как попасть туда очень нужно именно завтра, я ответил утвердительно.

Поторговавшись временем, мы пришли к выводу, что лучше всего встретиться в половине девятого утра у метро Алексеевская, чтобы добраться засветло в Переславль и вернуться домой.

наверх

Итак, что мы знаем о синем камне?

До наших времён дошло, что своё название камень получил из-за изменяющегося после дождя цвета. В языческие времена камень был объектом поклонения мирян, а затем и древних славян-язычников, пришедших к Плещееву озеру из новгородских и приднепровских земель в девятом веке. После принятия христианства на Руси, языческие традиции не отжили в головах крестьян, которые, как и в давние времена, приходили к камню и устраивали буйные веселья и празднования. Однако церковнослужители увещали местный люд о том, что в идоле живёт нечистая сила, но разве это может остановить и напугать русского человека? В начале 17 века по настоянию преподобного дьякон Онуфрий попытался зарыть камень, от чего по одному приданию долго болел, по другому — исцелился от лихорадки. Пролежав недолгое время в земле, камень снова выдавило на поверхность. В конце 18 века «идол» хотели под фундамент строившейся Духовской церкви. Водрузив синий камень на большие сани, повезли по льду Плещеева озера, но лёд не выдержал огромной тяжести камня и треснул, камень провалился на дно озера. Через семьдесят лет камень снова вынесло на берег озера, севернее его местонахождения. В наши дни камень — одна из достопримечательностей Переславщины. Камень популярен у «неоязычников», обвязывающих кусты вокруг камня верёвочками и тряпочками, оставляют около него монетки, устраивают вокруг него торжества, связанные с купальскими праздниками. Притягивает к себе и представителей нетрадиционных мистических учений, исследующих ауру камня и устанавливающих «контакты с духами».

Вера в священные камни присутствует в религиозных воззрениях разных народов. С каждым из таких камней связана своя оригинальная легенда. К примеру, мусульманская святыня Кааба, по преданию, была некогда белой, но почернела из-за людских грехов. Согласно легенде, когда завоеватели Мекки бросили священный камень в воду, он не утонул, а плавал на поверхности воды.

Синий камень на Плещеевом озере — одно из свидетельств существования подобных верований у восточных славян.

наверх

У метро

Запланированная встреча на восемь тридцать с треском провалилась на целых минут двадцать по разным, независящим друг от друга, причинам. На улице около минус двенадцати и почти семидесяти процентной влажностью. После выполнения положенных регламентных проверок уровней масла, охлаждающей жидкости, и долива оных до нужных объёмов, машина завелась бодрячком. Салон же греется, как обычно дольше, поэтому первые минут пять — десять едешь в задубевшей машине и крутишь ледяной на ощупь руль.

Первым делом — первым делом на заправку. Заправившись, понял, что незамерзайка всё-таки замёрзла и обильно поливается только пассажирская сторона лобового стекла. Думая, что сегодня она мало потребуется, я глубоко в этом заблуждался, несмотря на мороз, Лужков-коктейль и не думал застывать, с завидной постоянностью летел на лобовое стекло из-под колёс машин. Но утром машин мало. Время на часах магнитолы — 8:19.

В 8:45 я уже подъезжал к метро Алексеевская. Машин на дороге, несмотря на утро, и, не-смотря на второй день года, было немало. Припарковавшись, я, ожидая попутчиц, рассматривал ещё закрытые витрины кафе и магазинов. Прохожих, в том числе и случайных, на порядок меньше, чем автомобилей, снующих как в центр, так и обратно. Видимо, не только мне одному в это морозное, а для многих ещё и похмельное, утро не спится. Через пять минут подошла и первая моя попутчица — одноклассница Надя.

Столько лет прошло с тех пор, когда мы последний раз виделись с ней. Учились вместе до девятого класса, потом — кто куда: она осталась в школе, я же ушёл в техникум. Так и разошлись наши пути-дорожки, и практически никогда больше так и не пересекаясь, в виду занятости каждой из сторон. Потом она переехала из нашего района, изредка заезжая в гости к подругам и друзьям. Лишь в ушедшем году, мы случайно наткнулись друг на друга в одноклассниках и разговорились, и хотели попить хорошего кофе в эти праздники. Пока она шла к машине, я разглядывал её, сравнивая с тем фотографическим образом, оставшимся в моей памяти.

Говорят, для того, чтобы заметить изменения в другом человеке, с ним нужно долгое время не видеться и не общаться. К сожалению, я не смог отметить в ней каких-либо отличий от того моего образа: то же лицо, тот же нежный голос, затрагивающий изнутри, то же задорное веселье. Меняемся ли мы? Меняемся, но только для тех людей, для которых мы хотим измениться. Для меня она останется всё той же школьницей-отличницей, которая списывала у меня, и у которой я не брезговал списывать и сам. Эти воспоминания не подвержены времени, нестрашны им ни стужа, ни жара, ни какие-то преграды и обиды — они навсегда отпечатываются на внутренней стороне мозга, где-то в самом начале нашей сознательной жизни и никогда не стираются.

Разговаривая о разной чепухе и ерунде, типа, какой сегодня морозный день, мы дождались нашу третью участницу поиска синего камня — Олю. Экипаж в сборе! Тронулись…

наверх

Дорогой длинною…

Самым большим неудобством в дороге по Москве стала как раз не оттаявшая брызгалка на лобовое стекло с водительской стороны. Грязь на дороге. Много машин. Пелена перед глазами. Выбравшись за МКАД, я остановился на обочине, протереть стекло. Далее стало чище или же я просто привык к этой пелене перед глазами, которая изредка рассеивалась под воздействием беспомощно махавших стеклоочистителей. Чем дальше мы уезжали от Москвы, тем меньше становилось той грязи, которая летело на стекло из-под колёс.

Двадцать, тридцать, сорок километров отделяли нас от кольцевой дороги. Вот уже показались указатели на Сергиев-Посад. В последний момент, прочитав сквозь грязное стекло указатель, я резко повернул руль вправо и добавил газ, уплывая в заносе на объездную дорогу. Никто данного действия не заметил. Разговор в машине на различные темы не был прерван внезапным манёвром, однако, мне задали уточняющий вопрос: «А мы правильно едем?» Я кивнул головой.

Начались затяжные спуски и подъёмы, на перевалах которых просто захватывало дух. По одной полосе в каждую сторону. Летели лихачи на автобусах, летели и на легковушках. Выйдя по нужде где-то на объездной, я тут же провалился в достаточно глубокий овраг. «Ну, ни фига себе!» — подумал я. Поднявшись обратно, я размял уже изрядно затёкшие конечности. Посмотрел на несветящие фары, ибо полутора сантиметровый слой грязи, состоящий изо льда, песка и Лужков-коктейля — фактически замаскировал их, делая их свет невидимым обычному глазу.

А природа буйствовала: местами проглядывало солнце, местами припускала метель — показывая всю свою противоречивость и ветреность, изменяясь ежесекундно. Когда я спускался в овраг, светило солнце, поднимался — начинала вьюжить метель.

Маруська начала грести передними колёсами, стартуя с заснеженного асфальта, пытаясь влиться в поток других автомобилей, с которыми нам сегодня по пути. Затяжные подъёмы и спуски, по краям которых стояли массивные деревья, через верхушки которых изредка проглядывало солнце, убаюкивали не сменяющимся пейзажем. В машине тепло, она едет — чего же большего путнику остаётся желать?

Сомнения в правильности пути, начавшие бродить в салоне через час после нашего старта от метро, развеял просто, заняв девушек изучением географической карты местности.

Следующие минут пятнадцать мой слух ласкали речи о том «кто где был» и о том как мы едем сейчас и как. Идиллия могла продолжаться и дольше, если бы на КПМ возле Переславля нас не остановил сотрудник ДПС.
— Старший инспектор такой-то. Ваши документы.
— Пожалуйста, — ответил я, протягивая их в открытое окно.
— А почему у вас задний пассажир не пристёгнут?
— Потому что, до декабря 1998 года, АвтоВАЗ не оборудовал серийно автомобили задними ремнями безопасности, — скороговоркой проговорил я.
— А вот дырки у вас есть тут для ремней. Может кто снял их с вашей машины?

Я вышел посмотреть.
— Ну да, есть. Но ремней-то нет. Потому что не оборудовались они ещё тогда.
— У меня «шестёрка» девяностого года оборудовалась ими, а у вас — нет? Иди… девочкам своим басни пой. Дорога, видать, ещё длинная. Счастливого пути.
— С новым годом, — поздравил я его.
— И вас, — процедил он мне сквозь зубы, уходя к очередной машине.

В его последней фразе была сосредоточена вся энергетика нашего с ним общения. Той злости и презрения к водителю за то, что знает не меньше его и стоит твёрдо на своём. За то, что пролетел мимо лишний стольник или лишняя возможность выслужиться… Такие они, сотрудники. В обычной жизни примерные мужья и отцы, а на работе — звери, общающиеся полухамски, на жаргоне с водителем. Да и виноваты ли они, что на их долю выпало такое общение, отнюдь не о высоких тенденциях культуры за чашечкой чая, а обрабатывая очередную жертву на дороге и видя в ней лишь жертву, ощущая себя хозяином положения и возвышаясь над ним, а не собеседника, или более того — человека.

А просто ли это — изменить своё отношение к людям? Стать более открытым, вежливым и относиться с пониманием к проблемам людей. Видеть в них не только лоха, которого можно и нужно развести, или же реального начальника, которому нужно поклоняться. Мы все мыслим определёнными для себя категориями, занимая в иерархии определённое своё положение, кто-то выше, кто-то ниже, но от этого человек не перестаёт быть просто человеком, просто собеседником, мнение и слово которого требует такого же уважение, как и ваше. В нас с детства вбивали неуважение к нашему собственному «Я» и чтобы доказать, что мы не такие, какими нас видят, мы начинаем играть в совсем ненужные никому игры, лицемеря и обманывая, добиваясь иного для себя положения.

Обличителей этих людей тоже непросто понять. Они играют в противоположную игру, по сути своей, ничем не отличаясь. От того, что будет обличена правда, не станет лучше никому. Лишь секундное удовлетворение от восторжествовавшей справедливости на чаше весов склонится в ту или иную сторону, изменив лишь вес слов персонажа в зависимости от его статуса.

И не понятно то, кто из них стал ближе к понятию «человек». Да и кто из них был ближе к этому? Они сражаются против друг друга, по разные стороны баррикад. Баррикад, имя которым — «Человек».

наверх

Переславль-Залесский

Через пять километров экипаж моей машины пришёл в восторг, так как мы въезжали в Переславль. Ура! Или же трижды ура! На часах двадцать минут одиннадцатого. Что же — неплохо. Теперь надо проехать через весь город со слов Оли.

Я всегда радуюсь городам с невысокими домиками, за которыми видно солнце и ясное небо. К сожалению, в Москве таких домов всё меньше и меньше. Москва не резиновая и расстраивается теперь ввысь, так как вширь расти уже некуда, превращаясь в один огромный муравейник, бурлящий день и ночь, где любые осадки вызывают очередной транспортный коллапс. Москва — город, люди в котором разучились радоваться жизни. Если человек, идущий по улице вам навстречу, улыбается, то про себя вы думаете, что он либо ненормален, либо обкурился — и, уж точно, от него стоит держаться подальше. Москва усиливает одиночество в людях и разобщает их: здесь каждый сам по себе, здесь практически не бывает соседей ни по дому, ни по лестничной клетке — ни здравствуй, ни прощай…

Отъезжая от Москвы, даже километров на двадцать, поражаешься тому, что время здесь остановилось ещё так лет двадцать назад. Вывески, витрины, реклама — выглядят так же как в советские времена. Лишь палатки с гордыми иностранными надписями, рекламой прохладительных напитков, показывают, что прогресс всё-таки был. Только в этих палатках нельзя купить рекламируемый продукт, так как люди его банально не пьют, предпочитая им более крепкие напитки.

Так и в Переславле: те же непонятные вывески, слепленные из того, что было, и попалось под руку, те же палатки. Людей, несмотря на мороз, на улице предостаточно. Мы въехали в двухэтажный тихий город. На остановках перед светофорами смотрю по сторонам — вдали виднеются купола церквей и храмов, коих здесь великое множество. Дорога, проходящая через весь город, не сказать, что широкая, но и не сказать, что узкая. Движение в каждую сторону по одной полосе, но здесь никто не торопится обгонять и не сигналит сзади, подгоняя быстрее. Здесь люди никуда не спешат.

В салоне машины слышу восторженные и восхищённые, но несколько пафосные слова о красоте данных мест. Периодически и сам привлекаю внимание пассажирок к тому, чтобы посмотреть налево или направо. Город нас встретил солнечной погодой и ясным небом. На душе хорошо и приятно от неспешного ритма движения, яркого солнца. Что ещё нужно для счастья? Почему моим сегодняшним попутчицам так беспокойно? Подумаешь, проедем лишние пару километров, но ведь всё равно свернём туда, куда нам нужно, найдём это место, а случай чего, если заблудимся — спросим у аборигенов. Так нет же, начитают названивать своим родным и близким, уточнять маршрут.

На горизонте появился указатель, говорящий о том, что мы выезжаем из Переславля. Волнение в салоне начало резко подниматься, дойдя до критической отметки менее, чем за пару секунд. Я же включил левый поворотник, повернул руль. Машина, неохотно подчиняясь приказу, с заносом по нечищеному асфальту, начала поворачивать. Перед нами Никитский монастырь открылся во всей своей красе. Белые неприступные стены, добавляли ему статусности и величия, как бы подчёркивая его значение для истории, времени и религии. Проехав рядом с его стенами, сразу за ним слева, мы увидели открывшееся взору Плещеево озеро. Признаться, зрелище завораживает. Другого берега, скрывшегося в снежном тумане, почти не видно, лишь заснеженная гладь озера с редкими рыбаками, похожими на маленькие чёрные точки.

Дорога вдоль озера очищена лишь в одном непонятном направлении — по центру. Возле озера оборудованы места для отдыха и стоянки. Я глазами ищу указатель на «Синий камень». Вот уже въехали в какую-то рощу. Здесь же выручил телефонный звонок домой, с чётким указанием остановиться до начала деревьев с обеих сторон дороги. Да, я припоминаю там какой-то указатель. Разворачиваемся, едем туда. Находим указатель, но прочесть на нём ничего нельзя — слишком мелко. Оля, увидев ленточки, повязанные на деревья, сказала: «Мы приехали». Паркуемся. Вылезаем из машины. Пронизывающий холодный ветер ударяет в лицо. Что ж, не жарко.

Спустившись от дороги, мы подошли к указателю. Даже вблизи трудно разобрать, что написано на нём. Что-то про лес, что-то про «берегите природу» и ни слова про «камень». Наверное, это сделано для того, чтобы враг не догадался, что здесь находится стратегический объект паломничества для туристов. Девчонки убежали уже вперёд на поиски камня, а я осматриваюсь и вглядываюсь. Начинаю видеть кусты и деревья, повязанные ленточками на счастье, небольшую ёлочку, также повязанную ленточками, а макушку её венчает колпак Санта Клауса — новый год же!

Такие мы противоречивые: отмечаем два рождества, два новых года; считаем себя христьянами, поклоняясь языческим идолам; почетая Санта-Клауса нашему родному Деду Морозу, но зная, что Санта-Клаус — вражеский шпион, засланный к нам из Америки. А какое же нам рождество ближе — Католическое или Христианское? Для человека неверующего, такого как меня, по сути, нет никакой разницы, но для большинства компаний, отмечающих его в предновогоднюю рабочую неделю, католическое ближе, так как наше Рождество выпадает на каникулы и никто не работает.

А вот и камень. Он не такой, как был на фотографии в википедии, да и большая его часть скрыта под слоем снега. Кто-то ложится на камень, считая что, таким образом, он передаёт свою энергию человеку, кто-то прикасается, загадывая при этом желания, кто-то лепит монетки в надежде снова вернуться к нему. Мои спутницы поездки восхищаются силой и энергетикой этих мест и этого камня, я же решительно ничего не чувствую, будто бы мне всё совершенно нейтрально. Или же может по тому, что не чувствую или же честен перед собой в своих ощущениях? Направляюсь к озеру. Пробираюсь к ледяной глади, укутанной толстым слоем снега, через камыши. Теперь и я почувствовал величие этих мест.

Налетевшая неизвестно откуда метель разом затмило солнце, и, смешав небо с землей, сделав их неразличимыми, перенесла меня в далёкие времена, когда не было ни машин, ни до-рог, да и повозки были редки, особенно крытые. Здесь только ты и стихия, которая к тебе сейчас неблагосклонна, которую пытаешься укротить и выбрать правильный путь. Вот он момент истины и искренности, где неискренность побуждений будет наказана самим творцом — природой. Она сама проверяет тебя на прочность. Здесь нет страха, но ощущаешь всю сопричастность к происходящему. Я застыл, смотря вдаль. Я видел, как передо мной сначала спустилось небо на землю, а потом исчезла земля, перемешавшись между собой во мгле. Невольно зажмурившись от попавшего в глаза снега, я снова открыл глаза: уже не было ни метели, ни ощущения той силы, которая меня и проверяла и питала всё это время. Небо и земля снова на своих местах. Только в душе остался отпечаток от увиденного, длинной в несколько часов, хотя, на самом деле, прошло не более и доли секунды.

Я пошёл обратно сквозь камыши к камню, прикоснулся к нему руками и попытался почувствовать его энергию на себе. Камень был холоден. Ощущая то, что замёрз, я вернулся в ещё не остывшую машину. Немного согревшись, вышел отогревать замёрзшую брызгалку с водительской стороны. Минут через пять вернулись и мои замёрзшие спутницы, быстро нырнули в машину и стали щебетать опять о чём-то своём.
— Куда дальше? — спросил я их.
— На Варварин источник, — ответили они чуть ли не хором.

По описанию, надо было повернуть сразу налево через три-четыре километра. Что я и сделал, попав в детский компьютерный центр. Явно это не источник, да и часовни нет. Дорога, которая вела к этому центру, была узкой до такой степени, что развернуться на ней было невозможно. При этом она была насыпной, то есть без обочин. Ничего не поделаешь, придётся выезжать задом. Ориентироваться исключительно по зеркалам, в которых видны деревья и снег, но совсем неразличимы края дороги, которые сливались со снегом. И… машина сваливается левым краем с дороги. В салоне уже говорят о том, что нужно выталкивать машину. Как бы не так! Включив первую скорость и, как следует, нажав на педаль газа, дал команду машине выбраться из этой ямы. Машина задрожала и заскребла колёсами, в поисках твёрдой опоры. О чудо! Через пару секунд мы снова стояли всеми четырьмя колёсами на дороге. Дорога назад обошлась более без приключений.

Свернули в другой поворот, но и там мы, кроме закрытых ворот и милицейского околотка, ничего не нашли. Едем дальше.

наверх

Варварина часовня

Дорога, по которой нам пришлось двигаться, больше напоминала тропинку, так как двигаться по ней со скоростью больше десяти километров в час было чревато потерей подвески. Дальше ехали долго, не видя перед собой никаких ориентиров, лишь лес, лес, лес. Минут через десять в салоне начали бродить пессимистичные настроения, что мы уже проехали, был там ещё один поворот, надо было туда повернуть, но я не слушал их и не встревал, лишь ехал прямо. Я был увлечён дорогой и желанием не растерять здесь свои колёса. Через двадцать минут было принято решение, что следующий крутой поворот становится для нас последним, после чего мы едем назад. И действительно, за следующим крутым поворотом показалась маленькая часовня и стоянка возле неё, где стояло несколько машин. Победоносный крик перебил приятную музыку в салоне. Мне выразили огромную благодарность в том, что не поддался на все уговоры и настроениям, а ехал себе своей дорогой, которая и привела нас к целебному источнику, и, по всей видимости, этот источник был мне важнее, чем кому-либо из них.

наверх

Святой источник

Возле самого источника было многолюдно, наблюдалось некоторое подобие очереди. Люди наполняли свои бутылки, канистры, бочки целебной водой. Минут через десять-пятнадцать почувствовал, что холодно, отправился греться в машину, а девчонки продолжили стоять. Ждал я их долго, пытаясь разглядеть их в той толпе людей, которые стояли за водой. Через двадцать минут вернулась Надя, полностью продрогшая, и сразу прильнула к дефлекторам, подающим в салон горячий воздух.
— Не-не-нереально холодно там, — заикаясь от холода и дрожи произнесла она. — Как там, интересно, Оля?

Минут через десять направилась к ней, получив от меня напутственный совет о том, как пройти очередь побыстрее. Через пять минут возвращаются уже вместе, с наполненными всеми бутылками. Наперебой рассказывают мне о благодушии местных людей, которые их и пропустили и помогли набрать воды. Пора теперь ещё что-нибудь и съесть.

С источника мы поехали той же дорогой, на которой можно оставить колёса, проехали мимо Плещеева озера, посмотрели в сторону Синего камня, остановились на минутку, чтобы напоследок сфотографировать красоту пейзажа: озера, лесов, гор — и направились в город, на поиски кафе.

наверх

Кафе

В поисках подходящего заведения проехали через весь город, доверившись вкусам и предпочтениям Оли, нашего проводника, родом из этих мест.

Кафе находилось на втором этаже здания старинной постройки. Внутри, по ощущениям, было прохладно и очень немноголюдно. Через пять минут к нам соизволила подойти официантка, выдав нам меню.

Открыл первую страницу меню. Со страницы на меня смотрела ледяная бутылка водки и надписью под ней: «Попробуй новый вкус!» Меня удивляет, водка как водка, рецептура одна, так откуда же новому вкусу взяться? Неинтересно. Пробовать не будем. Листаем дальше. Горячее, салаты, опять выпивка, кофе, безалкогольные напитки. Последней страницей меню было дополнение к меню, так называемое конфликт-меню, в нём указывается стоимость разбитой посуды. Не припомню, чтобы я в Москве видел где-нибудь такое меню, более того, в некоторых забегаловках стоимость посуды входит в стоимость счёта. Бей — не хочу.

Через некоторое время опять подошла официантка. Поинтересовалась, хотим ли мы что-нибудь заказать? Заказ она оформляла на листке «заказ-наряд», указывая название блюда и количество: комплексный обед, два борща, салат, два каппучино. Ожидая обеда, мы с Надькой вспомнили наши беззаботные годы, помянули тех, кого более нет, поговорили о том, что теперь нас окружает, что волнует.

Принесли наш обед. Вкус борща мне оказался очень знакомым. Лет пять назад мы покупали такие пакеты борща быстрого приготовления, а соевое мясо в большей степени подтверждало мои догадки. Нечто подобное теперь продается в стаканчиках быстрого приготовления, типа, биг-ланча и прочих супов быстрого приготовления. Хлеб, от которого отказались все, кроме меня, так как блюдут диеты и вообще они девочки, был съеден ими ещё до того, как я к нему потянулся. Голод — не тётка. Вкус каппучино мы напомнил вкус растворимого кофе Нескафе с изрядным количеством сахара в нём. Весь обед нам обошёлся в триста шестьдесят семь рублей.

Самое забавное, это наблюдать как люди вскладчину, отделяя своё от чужого, оплачивают счёт. Я съела настолько-то, а я съела настолько-то, но мелочи у меня нет, а у меня тоже нет. И как быть? Ступор! Такие дебаты иной раз продолжаются очень долгое время. Я же не стал в них вступать, молча оплатил по счёту. Пора в сторону дома!

наверх

Домой!

Выйдя из кафе, я увидел, что машину занесло снегопадом, который шёл, пока мы сидели внутри. Очистил, прогрел. Развернулся и мы направились в сторону дома по той же двух полосной улице, проходящей через весь город, с гордым названием Московская. На том посту КПМ, где меня хотели наказать за отсутствие задних ремней безопасности, нас не остановили, то ли запомнили, то ли мы для них больше не представляли никакого интереса. Красивые виды и метель радовала глаз. В салоне тепло и сухо, а за окнами зима во всей красе.

По пути хотели заехать ещё в Сергиев-Посад, но я предупредил, что на улице холодно. Отказались, сочтя, что приключений нам на сегодня предостаточно. Подъезжая к объездной Сергиев-Посада, я заметил что Надька уже вовсю дремала. Как мало нужно для счастья городскому жителю и как мало впечатлений, чтобы уснуть в приятной неге. На посту нас опять остановили. Поинтересовались наличием документов, поболтали немного о том, о сём с инспектором, и он, пожелав счастливого пути, отпустил нас дальше. А объездная дорога не такая уж и плохая, местами разгонялись до ста двадцати километров в час.

На подступах к Москве дорога становилась шире, но машин изрядно прибавилось. В салоне обсуждалась дрёма Надьки, о том, что и впечатлений не так уж и много было для сна.

Яркое, слепящее солнце в закате, красиво освещала дорогу и лазурно-голубое небо, придавая ему фантастические оттенки, которыми можно любоваться очень долго.

Перед самой Москвой встали в небольшую пробку. Там же у меня кончилась незамерзайка. Въехав в Москву, завернул в неприметную улицу, где протёр фары, которые уже светили непонятным светом, и долил незамерзайку.

Закинув к метро Надьку, мы с Олей поехали дальше, до Таганской площади, так как ей было оттуда удобнее ехать домой, а мне же было всё равно как ехать домой к себе домой, да и через Таганку было ближе. Подъезжая к Садовому кольцу, я посмотрел в салонное зеркало, на заднем сидении мирно дремала Оля. Что же, не так много было впечатлений, чтобы уснуть тогда, но сейчас количество впечатлений было предостаточно.

На Таганской площади я её разбудил.
— А? Где мы? Дай сориентируюсь, — сказала Оля. — Всё. Поняла где мы. Спасибо!

Последовала череда комплиментов в мой адрес, что наверняка не последний раз видимся, что так хорошо отвёз, да и машина не подвела (странно, если бы она подвела) — всё это слушал я в пол уха, не придавая словам особого значения. Всё в жизни может произойти, особенно, когда от неё ничего не ожидаешь.

наверх

***

Вот так судьба преподносит нам сюрпризы. Случайные неслучайности и неслучайные случайности, о которых я говорил в начале, идут бок о бок друг с другом, меняясь и чередуясь, иногда обманывая или восхищая нас. Кто знает, какой опасный поворот судьбы нам уготован завтра? Мы ждём его, смотрим, считаем, но ничего не делаем для того, чтобы он в завтра не произошёл. Быть может, мы просто уповаем на тот «авось», который нам достался вместе с нашим менталитетом и историей, проповедуем атеизм и коммерческий подход, но искренне веря в Бога, оставшись один на один со своими проблемами: «Боже, авось пронесёт в этот раз?»

Прагматики в таких поворотах судьбы видят определённый смысл и выгоду, ищут за что, их так судьба карает или использует, а я же наслаждаюсь тем, что мне довелось пережить.

наверх

Опубликовано 3 января 2009