Совсем недавно был разговор, местами переходящий в спор, суть которого заключалась в том, что зарубежом всё плохо, а у нас хорошо. В качестве примера была выбрана «неблагополучная» Болгария. К сожалению, я там не был, и вступать в спор я не стал, был лишь сторонним наблюдателем.
Рассказывали про Болгарию многое и страшное. Что очень зацепило так это то, что по окраинам городов у них создаются гетто — неблагополучные районы с домами-развалюхами, населённые людьми, чей доход невысок и сомнителен, и по вечерам в этом районе лучше не появляться. Что нам до окраин, если в километре от Садового кольца у нас наблюдаются подобные самобытные районы, хотя в них и спокойнее, но в некоторые дворы всё же не стоит заходить.
Только наша застройка, в отличие от Болгарии, точечная, чем объясняется пестрота и красота новых зданий, контрастирующих на фоне отживших свой век домов, постройки начала прошлого века. Как-то вечером я гулял в районе Покровки, но у меня не было настроения фотографировать эти дома. Я исправлюсь, и когда выдастся хороший денёк, я обязательно там пройдусь, тем более, что район Покровки и Чистых прудов мне очень нравится и отнюдь не Бульварным кольцом, так как считаю его лишь разукрашенным фасадом для тех, кто гуляет по ним. Самое интересное находится за этими фасадами, где начинается настоящая жизнь со всеми горестями и радостями. Именно здесь и начинается Москва. И не в их красоте всё-таки дело, а в том, какими усилиями это достигнуто, что вложено в них. За красивой обёрткой обычно скрывается прогнившее нутро с обваливающимися потолками и стенами. Но до этого никому нет дела. В погожий воскресный денёк я забросил все свои дела и отправился в район Хамовники, чтобы прогуляться по Москве, пройтись по самобытным дворикам, в которых остановилось время. Я заблуждаюсь, конечно, причисляя этот район к историческому центру Москвы (всё-таки центр очерчен Садовым Кольцом), но район немолодой и первые упоминания о нём появились со времён строительства Новодевичьего монастыря и других церковных приходов, которые ныне погребены глубоко в истории, в расцвете российской и советской эпох, когда энтузиазм и борьба с «лженауками» и богословием, погоня за прибылью и масштабностью напрочь туманили взор начальников и вождей, одной лишь росписью их пера перечёркивалось всё то, что собиралось и строилось годами.
Итак, я нырнул в метро и выйду в километре от Садового, чтобы проникнуться духом того времени…
На моих часах около трёх дня. Точного времени я не знаю, да и оно меня несильно волнует. Я вышел из метро через массивные деревянные двери на улицу десятилетия октября. С момента моей последней прогулки здесь, которая состоялась лет шесть назад, здесь немногое изменилось. Лишь понаставили платных сортиров, да и прибавилось число палаток, продающих пиво. Всюду много красиво одетых милиционеров, стерегущих безопасность фальсификации выборов в думу. На углу с улицей Усачёва была любопытная кафешка, с оригинальным интерьером и меню. Теперь вместо неё одна из сетевых кафе, ничем особо не выделяющаяся из массы подобных кафе с гадким разбавленным пивом и таким же безвкусным кофе.
Отойдя несколько сот метров, я начинаю понимать, что не совсем это Москва, так как здесь не ощущается тот привычный быстрый ритм столицы. На скамейках сидят молодые мамаши, качают коляски, неподалёку сидит молодёжь, но и она столь скромна, что ведёт себя очень тихо. Пожилая супружеская пара собирает гербарий и всячески радуется выглянувшему, хоть и ненадолго, но ещё яркому и тёплому осеннему солнцу.
Пройдясь по бульвару, ныряю в первый проулок по тропинке. Немного удивлён тому, что двор заставлен ещё советскими машинами, которые увидели свет на заре перестройки. Может быть я попал в машину времени, которая меня забросила назад на два десятилетия? Москвичи, Жигули ранних выпусков, даже Запорожцы и все в ухоженном состоянии. Двор полностью закрыт от солнца и посторонних глаз зарослями кустарников и деревьев. Я шёл неспешно и ловил кайф от того, что я вроде бы и есть, но не в Москве, а где-то далеко в своём детстве, в котором ненужно было думать о многих вещах, которые сейчас заняли доминирующие позиции в моей голове. Вышел я к стенам Новодевичьего монастыря возле бывшего магазина «Берёзка», превратившийся в продуктовый магазин, на Малой Пироговской улице. На улице опять же никого! Лишь транзитный транспорт снуёт в сторону Садового и обратно. Город расслаблен.
Любимым местом многих молодожёнов и фотографов, преследующих их по пятам, возле Новодевичьего пруда и стен монастыря, я полюбовался сверху с горы, которая зимой станет любимым местом детворы. Здесь я часто бываю, поэтому для меня здесь нет ничего нового, всё осталось таким же, как и пару месяцев назад ночью, когда от нечего делать катались по Москве, и остановились, пройтись по аллеям парка.
На Погодинской улице здание клиники Сеченова меня удивляет застеклённостью одного из этажей, выбивающегося из общего стиля стеклопакетов. На углу Малой Саввинской улицы в пятиэтажке меня привлекли балконы, смотря с торца на которые не сразу понимаешь, как люди выходят на него.
Спускаюсь вниз по Саввинской на набережную. На противоположной стороне на здании висит пожелание тёплого нового года. Я задумался над тем, какого года — этого или того, или же будущего? Да и если немного поднапрячь своё воображение, то это здание превращается в двухпалубный теплоход. Вдалеке виднеются высотки Москва-сити. Но это всё по той стороне, а меня сегодня интересует эта.
На месте полуразрушенной ткатской мануфактуры вырос бизнес-центр, часть территорий, что не стали сносить, отдали предпринимателям под аренду. Опять же фасады, вывески на любой лад, а заглянешь через забор, так волосы дыбом от полуобрушившихся стен и завалов, так и неубранных с момента сноса части зданий, но туда, к сожалению, так просто не пройти, так как на вахте дежурят крепкие дяди, показывающие всем своим видом, что проход запрещён.
И снова ныряю в переулок, в горку к Большой Саввинской улице. Успеваю ещё запечатлеть обвалившуюся часть балкона на боковой стене дома, которую можно не заметить с набережной. Прохожу возле какого-то клуба состоятельных мужчин, вокруг которого стоят роскошные лимузины и джипы, но меня они сегодня не интересуют. Впрочем, может быть они решили обратиться в монашество? На том месте, где расположился ресторан, находилась территория Саввинского мужского монастыря, который не дожил до наших лет.
Если до этого мне встречались хоть какие-то люди, то сейчас я их не вижу, даже в сторожке, что возле английского клубного дома и дома под снос, что напротив, — никого нет. Город вымер.
А вот и доходные дома, построенные ещё при царской власти в 1889 году. Часть из них отреставрировали, часть же — мирно дожидается сноса или реставрации, а вместе с ним ждут и его жители. Этакие трущёбы, населённые людьми, чьи проблемы давно никого не интересуют, мирно доживающих свой век, возможно, и с надежной на чудо, что их переселят, а может их оставят здесь навсегда.
Прогресс и время здесь безвластны. Всё те же карусели, на которых я катался в детстве во дворе, те же качели, которыми я получал по голове, и те же ворчливые старушки…
Идя по аллее парка Девичьего поля, начинаешь возвращаться в реальность, где есть люди и молодёжь, которая пьёт пиво, выгуливая своих детей. Только почему-то эта реальность мне представляется многим страшнее тех обветшалых домов с их обитателями, которые уже примерились со своим положением, получающих удовольствие от такой жизни. А это — наше будущее, которое впитывает уже сегодня всё, что их окружает.
Через дорогу всё опять приходит в привычный лад. На дорогах пусто, а улицы эти не главные, поэтому на стенах домов нет макияжа, предназначенного для произведения показушного эффекта. Только не могу я понять того, кому это надо? Неужели можно считать, что все люди вокруг такие же глупые, как и они сами, что они купятся на эту дешёвку? А ведь купятся. Обязательно!
Переходя перекрёсток Россолимо и Олсуфьевского переулка, на меня недоверчиво смотрело будущее Москвы — два таджика с лопатами и мётлами — будто бы подозревая в шпионаже. А ведь они в чём-то правы…
Мы видим бревно в чужом глазу, что где-то существуют гетто и разруха, но это где-то далеко, а у нас всё нормально. Нашим людям не нужно выживать в сложных условиях, в домах из картонных коробок. У наших есть крыша над головой, и абсолютно не важно что она потенциально опасна. Главное, что она есть! Мы всячески будем пенять на Запад, уличая его в моральном разложении, утешая себя этой ложью, которая помогает нам легче переносить наше постепенное исчезновение, оправдывая наше безмолвие и бездействие, а также самоуничтожение.
Необратимость логического конца и завершения жизни, меня заставляет всячески цепляться за неё, чтобы стать другим, иметь возможность думать и видеть иначе, а не только быт, пытаться раскрыться и раскрыть вокруг себя мир, чтобы при жизни насладиться его истинно прекрасными цветами, и попытаться приблизиться и понять то, зачем мы живём.
Фотографии: октябрь 2009, сентябрь 2008, май 2007 года.